Послесловие о политическом в жизни, обреченности и смерти Виктора Цоя

В минувшие выходные минуло 25 лет, как 15 августа 1990 года в латвийской провинции Курземе, возвращаясь на автомобиле с рыбалки на лесном озере, посреди прибалтийской пасторали, при столкновении с автобусом погиб Виктор Цой. Российские СМИ, безусловно, не могли пройти мимо этой даты. Несколько абзацев с анонсом соответствующих книжных и телевизионных событий в«Российской газете»; доходчиваяинформация в стиле ЕГЭ на тему «что надо знать о» гибели музыканта иподборка цитат из него – в «Аргументах и фактах»; несколькофотогалерей; реплики о том, что Цой был, скорее, инфантилом не от мира сего и то есть «не жильцом», и уж точно никаким не революционером.

И практически ничего – о политическом фоне становления легенды. Лишь бывший барабанщик «Кино» Александр Титов, переехавший в Лондон еще в 1996 году, в интервью РЕН-ТВ вспоминает: «Было ощущение культурной революции. Было ощущение того, что мы делаем что-то очень неожиданное, уникальное, что идет в противовес всему этому менталитету дебильному, какой-то лжи и этого угасающего коммунистического строя, который никто уже в общем-то не воспринимал в тот момент…

Было ощущение того, что мы, может быть, откроем что-то новое. И это ощущение было среди всех».

Восполним содержательный пробел. 

«Хронический идиотизм, свойственный нашей стране»

«Русский рок» выходил «в люди», как известно, с «квартирников». И не всегда это были братские, дружеские вечеринки: звали продвинутую советскую буржуазию. Вспоминает Алексей Рыбин, участник первого состава «Кино»: «Пришли какие-то пожилые розовощекие мужчины в дорогих джинсах и кожаных пиджаках, с золотыми браслетами часов, женщины снимали меховые шубы и оказывались в бархатных или шелковых платьях, увешанные, опять же, золотом».

Диффузия: лицемерные румяные ленинградские коммунисты аплодировали совпанку, тем временем панк гармонично перенимал повадки махровой совдепии. Алексей Рыбин: «Президентом [ленинградского рок-клуба] был Гена Зайцев, который страшно любил всякие бумажки, записки, протоколы, книги учета и прочие бюрократические штучки. При этом у Гены была четкая ориентация на свершение все той же пресловутой рок-революции, и весь клуб под его руководством готовился к восстанию…  Каждая группа в отдельности была неплоха, когда занималась своим прямым делом — рок-музыкой. Но когда они собирались все вместе и под председательством Гены начинали свое партийное собрание — на полном серьезе объявляли кому-то выговоры, предупреждения, кого-то исключали, принимали, решали возникшие трения по вопросам идеологии путем поименного голосования, выдвигали поправки по повестке дня и ругали правых (КГБ) и левых (нас), то все это выглядело просто замечательно… Члены клуба, сдав по одной фотографии президенту Зайцеву, ходили важные, на свои собрания никого не пускали и были на седьмом небе от собственного величия».

Знаменитая питерская кочегарка «Камчатка» отбивалась от ментов… «ложась» под кагэбэшников: жить-то надо. Макаревич, чтобы попасть в филармоническую систему, первым из «русского рока» легализоваться и собирать стадионы, терпел советскую цензуру, Гослит, «литовки»…

Слушаем Марианну Цой: «В [ленинградском] рок-клубе началась великая суета. Впервые в городе, да и в стране, проводился официальный рок-фестиваль. Сначала всех прослушивали и отбирали. Потом компоновали и проводили концерты, которые длились три дня. А уж потом жюри, в состав которого входили те же работники культуры и комитетов, вряд ли слышавшие что-нибудь, кроме Пьехи и Кобзона, расставило лауреатов на какие-то дурацкие места. Хронический идиотизм, столь свойственный нашей стране, в те времена с особой силой проявлялся на идиотических мини-спектаклях, которые разыгрывало такое жюри на так называемых «обсуждениях», когда эти люди пытались что-то промямлить по поводу выступления той или иной группы, в текстах и музыке которой они явно ничего не понимали и не хотели понять. «Обсуждения» велись с плохо скрываемым подтекстом: будете вякать, мы вообще вас прикроем».

Нина Барановская, ленинградская журналистка, в 1980-е – методист Ленинградского дома самодеятельного творчества, вспоминает: «…Партийные люди назвали Цоя фашистом. Тогда рок-клуб курировала такая девица лет двадцати пяти, но уже с клеймом члена КПСС на лице. Работала она в Куйбышевском райкоме партии. После выступления «Кино» она пришла и сказала: «Вы видели, как он стоит на сцене? Он же фашист!» Дело было, конечно, не в том, как он стоял, а в том, что он пел. Тогда были «Дальше действовать будем мы», «Перемены»». Есть ли сомнения в том, что при успехе ГКЧП в августе 1991-го Цой и другие «фашисты», находившиеся под «колпаком» у КГБ, в лучшем случае бы «свернули свою деятельность»?..

«Править балом стало победительное бабло»

Цоя не стало и так: ему и таким, как он, не нашлось – и не нашлось бы – места ни реваншистском режиме ГКЧП, ни в ельцинской клептократической «демократической России». Судя по высказываниям тех, кто был близко, не стало не как нам привычно думать — внезапно, а – постепенно, с переходом от интимных «квартирников» к многотысячным, десятитысячным «дворцам спорта». Александр Житинский: «Я был на концерте памяти Башлачева в Лужниках (ноябрь 1988 года – ред.). Возможно, это был апогей и одновременно апофеоз отечественного рока. Дворец был полон, развевались флаги, публика пела вместе с музыкантами. Несмотря на трагичный повод концерта, настроение у всех было приподнятое, какая-то гордость, типа «мы победили», присутствовала в зале… Это было для меня в последний раз. Дальше — и довольно быстро — времена стали меняться, и править балом стало победительное бабло… Наступил последний, полуторагодовой период существования группы «Кино», который можно было бы цинично назвать «стрижкой купонов», когда огромную популярность группы стали достаточно интенсивно обменивать на деньги… По свидетельству Кости Кинчева, Витя расчетливо предвидел свой успех и крутой подъем группы. Предвидеть-то предвидел, и не ошибся, не смог только предвидеть, способен ли он сам встроиться в потогонную и обескровливающую машину шоу-бизнеса… «И куда-то все подевались вдруг. Я попал в какой-то не такой круг…» — это он спел задолго до Москвы, но спел абсолютно провидчески» ...

Еще недолго – и советская номенклатурная буржуазия сначала возглавит «демократическое движение», очень скоро приберет его к рукам (как там у Цоя: «руками жар загребать»?) и первой же воспользуется плодами революции. Возможно, это и была революция, но только номенклатурная. Эта реальность оказалась пошлой обыденностью – в противоположность героической, не допускающей лжи реальности Цоя. Здешние войны (а ведь война – «момент истины») – часто больше коммерческого характера, нежели бытийного и ценностного. Две эти системы не могли ужиться, что и показало дальнейшее. Тот же Александр Титов на РЕН-ТВ: «Я уехал от того физического ощущения, что мне душно, мне нечем дышать, мне стало совершенно невозможно передвигаться в городе. В городе происходили какие-то непонятные репрессии полупьяных ментов по отношению к музыкантам… Уехал я из-за такого вот совершенно точного ощущения, что мне просто нечем дышать, потому что на меня начались наезды со стороны властей непонятные, мне пытались впихнуть какую-то там марихуану в карман пару раз. В общем, все было достаточно грязно и нехорошо. Буквально за месяц до нашего отъезда произошла такая история дебильная, когда мы всю ночь сидели в ментовке. Короче говоря, я уехал оттуда от полной невозможности дальше заниматься любимым делом. Это я почувствовал сразу в тот момент». Речь, повторим, о середине 1990-х…

«Упавшая в обморок у могилы девушка, плачущие солдаты»

«Как покажет следствие, машину отбросило… на 22 метра назад, обломки двигателя разлетелись в радиусе 12-15 метров. Целой от машины Цоя осталась лишь задняя часть салона… Восстановлению автомобиль не подлежал, — повествует Виталий Калгин в биографии Цоя из серии ЖЗЛ. — Передний бампер «Икаруса» прошел по капоту «Москвича» прямо в салон, руль со стороны водителя был погнут, сиденья сбиты, разломан щиток передней панели. При осмотре установлено, что удар был слева направо, спереди назад. Приборная панель машины въехала в передний ряд кресел, прижав водителя к сиденью… Удар оказался столь силен, что громоздкий, тяжелый автобус отбросило под углом 45-50 градусов в сторону, и он съехал передними колесами в речушку Тейтупе».

19 августа Цоя хоронили в закрытом гробу на Богословском кладбище Петербурга. Калгин: «Толпа все время прибывала, и вскоре у кладбищенских ворот и вдоль ограды кладбища раскинулся целый лагерь...
Не спавшие и не евшие по несколько суток поклонники падали в голодные обмороки, усилиями врачей увозились в ближайшие больницы, где им оказывали помощь, после чего они всеми правдами и неправдами возвращались к кладбищу, чтобы не пропустить момент погребения и бросить ком земли на свежую могилу… В тот день, по неофициальным подсчетам, могилу Виктора Цоя посетили порядка 30 тыс. человек. Людское горе отражают редкие кадры фотосъемки, сохраненные поклонниками. Вот сотни людей, выстроившихся на дорожке колонной, поклонники, несущие траурные веки, упавшая в обморок у могилы Виктора девушка, плачущие солдаты, растерянные, отрешенные взгляды...»

Памятник Виктору Цою, Курземе, Латвия

Потом продюсер Андрей Тропилло выскажется: «Цой всегда был один, сам по себе, а армия его, с которой он шел, она подевалась куда-то. Причем армию-то это как раз и устраивало, что интересно… Получилось так, что армия пошла что-то завоевывать, и вдруг колотится где-то там за деньги или за идею никому не доступную. А в этой армии есть воин-единоборец, который на своем квадратном метре всегда борется за справедливость. Это Витя… Можно говорить: «А дальше было бы очень здорово, еще лучше». Честно говоря, не уверен, что Цой всего этого не понимал».

В одном интервью немногословный, молчаливый (но небезмятежный) Цой сформулировал: «Единственное, что бы мне хотелось, это чтобы человек сохранял себя свободным от обстоятельств». Несвоевременные мысли. Максим Горький тоже сначала порицал большевизм «Несвоевременными мыслями». А потом – сдулся, осклабился – до вынужденного, вымученного оправдания ГУЛАГа, Соловков. Представляете Цоя на теперешнем «Нашествии»? Мы – нет. Представляете, как бы его называли теперь «партийные люди», не уступи он им? Какой бы негероической политсуетой оглушали его отрешенное «я»? Выходит, что ни делается – своевременно?

Борис Гребенщиков – о Викторе Цое:

— Он сказал то, что, может быть, мне самому хотелось бы сказать, но у меня такого голоса нет, а ему он был дан, и голос без ограничений, голос настоящий. И этот голос говорил со мной всю Витькину человеческую жизнь. Совсем недавно — на прошлой неделе в Москве, — переслушивая ночью с друзьями «Звезду по имени Солнце», я просто был в неистовстве от того, насколько ясно дух говорит, что ему здесь тесно, что он не понимает, зачем он здесь, и хватит уже, уже все. Там каждое второе слово об этом…

Остается вакуум. Кто этот вакуум заполнит? И я сказал ему — «вот ты и заполнишь, потому что ты пишешь то, что надо и как надо. Поэтому ты в России главный. А поскольку Россия и в мире занимает специальное место, значит, ты и в мире отвечаешь за все это». Тогда для учащегося деревообделочного ПТУ, может быть, это звучало немножко парадоксально, но, по-моему, внутри-то он к этой своей царской миссии был готов, это только сознание было еще не очень готово. Тогда как раз и разрабатывался тот путь тигра, которым он шел (Марианна Цой: «Ведь он был Тигр, а в тигрином гороскопе сказано, что эти люди не часто доживают до зрелых лет» — ред.). Путь, в общем, по касательной к действительности. Если кто-то и считает, что он выражал мысли и чаяния простого народа, то это глубокое заблуждение. Он выражал сам себя и тот дух, который через него говорил. Это была просто реакция на действительность…

Все произошедшее с Витькой мне кажется вполне исторически объяснимым и логичным. Его путь мне представляется как абсолютно ясная законченная вещь. Последние три альбома он все время говорил одно и то же. Разными словами выражался один и тот же эмоциональный знак. И не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что это было то, что нужно сказать. И в последнем альбоме это сказано с максимальной простотой. «Солнце мое, взгляни на меня, моя рука превратилась в кулак». Проще уже некуда. Все.

Есть непосредственно какой-то слой, духи которого являются воплощенной идеей, ощущением. Судя по всему, это то, что называется «астральная плоскость». Эти духи являют собою подход к бытию как к эмоциональному знаку бытия. Но чтобы проявиться, им нужен кто-то: как мужчине нужна женщина, чтобы родился ребенок, так и духу нужен человек, чтобы что-то появилось. Они равные партнеры в этом деле. И, насколько я это понимаю, перед тем как человеку быть зачатым и родиться, дух себе готовит почву для воплощения, то есть выбирает тело, место, время… Я думаю, что духовная работа, которую предстоит проделать этому человеку, тоже учитывается. И когда люди пытаются это священнодействие проституциировать и писать песни по заказу партии и правительства, кабака или чего-то еще, то получается всегда… Слово «порнография» здесь слишком мягкое. Тот, который с Витькой работал, — он меня всегда потрясал. Это было что-то типа лермонтовского Демона или Манфреда, только гораздо интереснее и приятнее. Огромного масштаба существо, полное неприятия бессмысленности жизни. Собственно, об этом и все его песни были. О том, что я вот этой лажи не принимаю, это не то, чем мы все должны заниматься».

Цитаты по книгам:

— Марианна Цой, Александр Житинский, «Виктор Цой. Стихи. Документы. Воспоминания», «Новый Геликон», С-Петербург, 1991;

— Александр Житинский, «Цой Forever», «Амфора», 2013;

— Виталий Калгин, «Виктор Цой», серия «Жизнь замечательных людей», «Молодая гвардия», 2015. 

Источник